Советуем прочесть, поступившую на абонемент библиотеки.

"Запретная глава" — разговор А. Н. Косыгиным о ленинградской блокаде;

«”Блокадная книга” без цензуры и ретуши» — о «ленинградском деле» и трудной истории публикаций «Блокадной книги»;

"Страх" — о страхе как инструменте давления на личность и общество в целом;  

"Церковь в Овере" — о сравнении картины Ван Гога с самой церковью.

Из эссе "Страх":

"Это заметки про страх. О том, какое большое место в моей жизни занимал Страх, сколько прекрасных порывов души погасил он в жизни моего поколения, сколько он извратил в характере, как он обессиливал, какие горькие воспоминания он оставил...

Страху противопоказан, как ни странно, смех. В страхе не смеются. А если смеются, то страх проходит, он не выносит смеха, Смех убивает его, отвергает, сводит на нет, во всяком случае изгоняет, хоть на какое-то время...

Трус делает себя трусом, трус ищет страх, герой делает себя героем, находя способы преодолеть страх, или он вообще не видит его. Для труса есть те же самые возможности не быть трусом, как и для героя – уклониться от геройства. Но речь идет не о частных случаях, а о поведении, о линии жизни.

Большинство людей трусливы не от рождения, виновата не их наследственность. Есть давление среды, обстоятельства истории. Все эти причины существуют, они позволяют утешаться: «Мы тут не при чём, такова жизнь. Ответственность как бы снята. На самом деле страху уступают, от мужества отрекаются...

Трус подспудно всегда ощущает стыд как свою виновность в том, что трус. Человек переносит свою несостоятельность, защищаясь ходовыми рассуждениями о том, что бесполезно бороться, ничего изменить нельзя, такова система: ”Я смирился, потому что все смирились”.

Обычный человек – это арена борьбы добра и зла, страха и отваги. Их поединки у каждого проходят по-своему. Достигнуть свободы можно, лишь преодолев страх".

Из путевых заметок "Церковь в Овере":

"Во-первых, не совпадали краски. На картине окна синие, как небо, кусок крыши огненно-красный. Настоящие же окна не были такими. Крыша не была такой. И никогда не могла быть такой красной. Но не только краски – сами стены преобразились на полотне, – серый, стесанный до безразличия камень ожил, задвигался…

В натуре ничего этого не было. Росла трава, нормальная травка-муравка, она хлестала зелёными волнами, были дорожки, те же, что и при Ван Гоге, только вместо коровьих лепёшек валялись обёртки жевательных резинок, сигаретный целлофан, и дорожки вовсе не растекались жёлтыми потоками. Не было никакой нервной дрожи в земле, и в камне. Я стоял на том самом месте, где рисовал церковь Ван Гог, и ничего такого не видел.

Секрет таланта, оказывается, весьма прост. Ничего особенного. Надо лишь немного иначе увидеть мир… Он ничего не придумывал, не сочинял, не наворачивал никаких ужасов, он видел её иначе, чем все мы, обыкновенные люди. Вот и всё… Он сумел встревожить скучную груду сложенного камня, извлечь из этой церкви красоту, нервную, воспалённую, передать чувство, которое было в нём самом, окружало его, как пламя окружает фитиль".